Сто лет назад определение социальной справедливости было понятно почти всем: и представителям господствующих классов, и «лицам свободных профессий», то есть интеллигентам, и «голодным рабочим всех стран».
Распределение общественных богатств является несправедливым, несоразмерным с затраченным на их продуцирование трудом: подавляющее меньшинство общества пользуется всеми благами цивилизации, почти не тратя на их создание ни времени, ни усилий, а остальная часть (от 70% до 90%) работает по 10-12-14 часов в сутки, но получает за сделанное такую малость, которой едва хватает на удовлетворение самых элементарных потребностей.
Следовательно, недальновидные представители господствующих слоев занимались усилением карательных и финансово-экономических механизмов, чтобы сохранить статус-кво в неприкосновенности, умные же представители этих слоев вводили социальное законодательство с целью установления цивилизованных размеров трудового дня и заработной платы, для более справедливого перераспределения социального богатства.
Со своей стороны, представители «низов» и их идеологи также смотрели на проблему по-разному. Одни считали, что следует как можно скорее осуществить полномасштабную революцию, лозунгами которой станут «Грабь награбленное!» и «Кто был ничем, тот станет всем!». Другие считали, что революция в государствах, где уже существует всеобщее избирательное право, не нужна – с помощью выборов можно добиться более справедливого перераспределения социальных благ и, главное, ликвидации социальных перегородок, унаследованных еще со времен феодализма, чтобы талантливые и трудолюбивые представители «низов» могли подниматься «вверх». Ну, а те, кто не понимал идеи социальной справедливости и считал, что «все от Бога» (а это были люди и с «верхов», и с «низов»), находились где-то на обочине общественной жизни, даже если бы и занимали монарший трон...
И только единичные ученые и политики, например немецкий социолог Макс Вебер, выражали сомнение, что с социальной справедливостью все не так просто. Ведь она, во-первых, не может сводиться к перераспределению материальных благ и даже к отмене барьеров между общественными классами и группами. Во-вторых, справедливость связана не только с социальным статусом человека, а также с его личностными качествами, с соответствующим типом трудовой этики. В-третьих, в различных типах общества существуют существенно отличающиеся понятия справедливости, к этому феномену следует подходить исторически. Наконец, в некоторых случаях стремление к установлению социальной справедливости может привести к куда большей несправедливости, чем раньше. Кроме того, справедливость неразрывна с национальной, религиозной и гендерной, и с этим нужно считаться.
Сегодня понятие «социальная справедливость» уже не просто фигурирует в политических программах, учебниках и словарях – существует даже Всемирный день социальной справедливости, который отмечается по решению ООН вот уже четвертый год 20 февраля. По словам генерального секретаря ООН, социальная справедливость является основополагающим принципом благополучного и мирного существования, как непосредственно в самих странах, так и в отношениях между ними, а этот день был создан для того, чтобы подчеркнуть важность социальной справедливости как этического императива, который должен направлять их всю работу.
Уже никто не отрицает необходимости достижения максимально возможной социальной справедливости, но проблем с этим достижением сейчас никак не меньше, чем сто лет назад. Правда, проблемы эти зачастую не очень похожи на те, что были раньше, а порой и вовсе отличаются от них.
Нет, конечно, социальной несправедливости в ее классических измерениях в мире хватает. Особенно в тех странах, которые по тем или иным причинам никак не могут построить эффективную экономику, соединенную с «социальными лифтами», когда успех человека в большей степени зависит от его способностей и работоспособности, а не от унаследованного статуса или других факторов. И когда Франклин Рузвельт говорил о своих известных «четырех свободах», третью из них – «свободу от нужды, что в переводе на понятный всем язык означает экономические договоренности, которые обеспечат населению всех государств здоровую мирную жизнь – повсеместно в мире», – он непосредственно связывал с идеей социальной справедливости в ее классическом виде.
Есть и идейные противники принципа социальной справедливости, которые считают, что перераспределение богатств государством и оценка государственной бюрократией, что именно является справедливым, а что несправедливым, заметно тормозят экономическое развитие. Так, известный экономист, нобелевский лауреат Милтон Фридман противопоставляет свободу и справедливость как противоположности.
Одновременно в мире хватает и новых проблем, связанных с социальной справедливостью. Скажем, в развитых странах сложилась невиданная доныне ситуация, когда меньшинство трудоспособного населения способно обеспечить и приемлемые темпы роста экономики, и благосостояние нетрудоспособных слоев, а также удовлетворение базовых потребностей большинства трудоспособного народа. Поэтому очень много начинает зависеть от доминирования в обществе или в отдельных его группах того или иного вида трудовой этики.
Если «всеобщее трудолюбие», выработать которое, по Карлу Марксу, должен был капитализм, поскольку в этом его историческая миссия, не стал фактом, то возможно парадоксальное нарушение принципов социальной справедливости – когда тот, кто стремится и умеет работать, фактически обеспечивает благами (через систему перераспределения состояний) того, кто не хочет и не умеет как следует работать.
Социально-экономический фактор здесь тесно связан с политическим. Ведь избиратель, который уже не в первом поколении находится «на игле» социальной помощи, имеет такое же право голоса, как и тот, кто самоотверженно работает, – и нередко именно голос второго может оказаться решающим, поэтому у политиков может возникнуть желание его использовать в своих интересах путем увеличения социальных выплат... Что же касается большинства автократий, то они опираются на люмпенов, которым нужны «хлеб и зрелища», – архаичный, но до сих пор актуальный суррогат социальной справедливости.
Разумеется, новые тенденции появились недавно и далеко не везде, более того: вряд ли существует одномерная зависимость между возможностью не работать и реальным бездельем, замаскированным словами о социальной справедливости. Но в пристальном внимании и в специальных исследованиях такие тенденции, безусловно, нуждаются.
Впрочем, только что написанное не касается Украины. Здесь действуют классические механизмы, обусловливающие постоянный рост (редкая вещь в современном мире) реального социального неравенства. Поэтому растет и потенциальная социальная напряженность. И именно поэтому демократической общественности уже сегодня стоит поставить перед собой непростой вопрос: каким образом решать узел целого ряда проблем, которые сходятся к социальной справедливости в ситуации, когда промедление с этим развязыванием грозит деструктивным общественно-политическим взрывом.
Паламарчук Ирина
Распределение общественных богатств является несправедливым, несоразмерным с затраченным на их продуцирование трудом: подавляющее меньшинство общества пользуется всеми благами цивилизации, почти не тратя на их создание ни времени, ни усилий, а остальная часть (от 70% до 90%) работает по 10-12-14 часов в сутки, но получает за сделанное такую малость, которой едва хватает на удовлетворение самых элементарных потребностей.
Следовательно, недальновидные представители господствующих слоев занимались усилением карательных и финансово-экономических механизмов, чтобы сохранить статус-кво в неприкосновенности, умные же представители этих слоев вводили социальное законодательство с целью установления цивилизованных размеров трудового дня и заработной платы, для более справедливого перераспределения социального богатства.
Со своей стороны, представители «низов» и их идеологи также смотрели на проблему по-разному. Одни считали, что следует как можно скорее осуществить полномасштабную революцию, лозунгами которой станут «Грабь награбленное!» и «Кто был ничем, тот станет всем!». Другие считали, что революция в государствах, где уже существует всеобщее избирательное право, не нужна – с помощью выборов можно добиться более справедливого перераспределения социальных благ и, главное, ликвидации социальных перегородок, унаследованных еще со времен феодализма, чтобы талантливые и трудолюбивые представители «низов» могли подниматься «вверх». Ну, а те, кто не понимал идеи социальной справедливости и считал, что «все от Бога» (а это были люди и с «верхов», и с «низов»), находились где-то на обочине общественной жизни, даже если бы и занимали монарший трон...
И только единичные ученые и политики, например немецкий социолог Макс Вебер, выражали сомнение, что с социальной справедливостью все не так просто. Ведь она, во-первых, не может сводиться к перераспределению материальных благ и даже к отмене барьеров между общественными классами и группами. Во-вторых, справедливость связана не только с социальным статусом человека, а также с его личностными качествами, с соответствующим типом трудовой этики. В-третьих, в различных типах общества существуют существенно отличающиеся понятия справедливости, к этому феномену следует подходить исторически. Наконец, в некоторых случаях стремление к установлению социальной справедливости может привести к куда большей несправедливости, чем раньше. Кроме того, справедливость неразрывна с национальной, религиозной и гендерной, и с этим нужно считаться.
«Справедливость» vs «несправедливость»
Сегодня понятие «социальная справедливость» уже не просто фигурирует в политических программах, учебниках и словарях – существует даже Всемирный день социальной справедливости, который отмечается по решению ООН вот уже четвертый год 20 февраля. По словам генерального секретаря ООН, социальная справедливость является основополагающим принципом благополучного и мирного существования, как непосредственно в самих странах, так и в отношениях между ними, а этот день был создан для того, чтобы подчеркнуть важность социальной справедливости как этического императива, который должен направлять их всю работу.
Уже никто не отрицает необходимости достижения максимально возможной социальной справедливости, но проблем с этим достижением сейчас никак не меньше, чем сто лет назад. Правда, проблемы эти зачастую не очень похожи на те, что были раньше, а порой и вовсе отличаются от них.
Нет, конечно, социальной несправедливости в ее классических измерениях в мире хватает. Особенно в тех странах, которые по тем или иным причинам никак не могут построить эффективную экономику, соединенную с «социальными лифтами», когда успех человека в большей степени зависит от его способностей и работоспособности, а не от унаследованного статуса или других факторов. И когда Франклин Рузвельт говорил о своих известных «четырех свободах», третью из них – «свободу от нужды, что в переводе на понятный всем язык означает экономические договоренности, которые обеспечат населению всех государств здоровую мирную жизнь – повсеместно в мире», – он непосредственно связывал с идеей социальной справедливости в ее классическом виде.
Есть и идейные противники принципа социальной справедливости, которые считают, что перераспределение богатств государством и оценка государственной бюрократией, что именно является справедливым, а что несправедливым, заметно тормозят экономическое развитие. Так, известный экономист, нобелевский лауреат Милтон Фридман противопоставляет свободу и справедливость как противоположности.
Новые мировые тенденции и украинские реалии
Одновременно в мире хватает и новых проблем, связанных с социальной справедливостью. Скажем, в развитых странах сложилась невиданная доныне ситуация, когда меньшинство трудоспособного населения способно обеспечить и приемлемые темпы роста экономики, и благосостояние нетрудоспособных слоев, а также удовлетворение базовых потребностей большинства трудоспособного народа. Поэтому очень много начинает зависеть от доминирования в обществе или в отдельных его группах того или иного вида трудовой этики.
Если «всеобщее трудолюбие», выработать которое, по Карлу Марксу, должен был капитализм, поскольку в этом его историческая миссия, не стал фактом, то возможно парадоксальное нарушение принципов социальной справедливости – когда тот, кто стремится и умеет работать, фактически обеспечивает благами (через систему перераспределения состояний) того, кто не хочет и не умеет как следует работать.
Социально-экономический фактор здесь тесно связан с политическим. Ведь избиратель, который уже не в первом поколении находится «на игле» социальной помощи, имеет такое же право голоса, как и тот, кто самоотверженно работает, – и нередко именно голос второго может оказаться решающим, поэтому у политиков может возникнуть желание его использовать в своих интересах путем увеличения социальных выплат... Что же касается большинства автократий, то они опираются на люмпенов, которым нужны «хлеб и зрелища», – архаичный, но до сих пор актуальный суррогат социальной справедливости.
Разумеется, новые тенденции появились недавно и далеко не везде, более того: вряд ли существует одномерная зависимость между возможностью не работать и реальным бездельем, замаскированным словами о социальной справедливости. Но в пристальном внимании и в специальных исследованиях такие тенденции, безусловно, нуждаются.
Впрочем, только что написанное не касается Украины. Здесь действуют классические механизмы, обусловливающие постоянный рост (редкая вещь в современном мире) реального социального неравенства. Поэтому растет и потенциальная социальная напряженность. И именно поэтому демократической общественности уже сегодня стоит поставить перед собой непростой вопрос: каким образом решать узел целого ряда проблем, которые сходятся к социальной справедливости в ситуации, когда промедление с этим развязыванием грозит деструктивным общественно-политическим взрывом.
Паламарчук Ирина
Поделитесь в соцсетях:
